Уединение - одиночество - пустота

Каждым из трех слов в названии данной статьи можно было бы назвать целую книгу, посвященную изучению того феномена, который они обозначают. 

Я лишь постараюсь немного приблизиться к пониманию того, что же мы привыкли называть уединением, одиночеством и пустотой, какова связь между ними. 

Я хотела бы начать данную статью с феномена пустоты. 

И думаю, это не случайно. Само слово «пустота» притягивает, страшит и одновременно вызывает желание наполнить его неким содержанием. 

Мне вспомнились слова Амели Нотомб « Думать я был не в состоянии: нужен был минимум пустоты внутри, чтобы передвигать мысли и находить им нужное место». 

Психоаналитическая теория зародилась на рубеже 19 и 20-го столетий. И если мы обратимся к клиническим случаям, представленным первыми аналитиками, мы заметим, что в них практически не представлен феномен переживания пустоты у пациентов, проходивших психоаналитическое лечение. Фокус психоаналитического исследования до середины 20-го столетия был направлен на интрапсихический конфликт анализанда и переживание чувства вины. 

Люди обращались к психоаналитикам с жалобами на конкретный симптом, и лечение заключалось в избавлении от этого симптома. Однако, по мере расширения психоаналитической теории, начиная с середины 20 века, в описаниях клинических случаев все чаще встречаются люди, сообщающие в ходе аналитического лечения об ощущение пустоты, бессмысленности бытия, доставляющие невыносимые страдания и порой, оказывающие парализующее действие на жизнь пациента.

Пустота – это неопределенность. Мы можем сказать, что емкость пуста, когда она ничем не заполнена, когда в ней появляется нечто, мы уже не можем сказать, что она пуста. Но для того, чтобы определить качество заполненности емкости, нам нужны ее рамки, границы. И тогда мы сможем определить пустоту как отсутствие чего-то, того, что бы могло заполнить пространство в некоторых определенных границах.

Общаясь с людьми, которые обращаются ко мне за помощью, читая описания клинических случаев в литературе, слушая рассказы своих коллег о пациентах, которые, в ходе терапевтического процесса сталкиваются с ощущением пустоты, я заметила, что это ощущение описывается по-разному, и в то же время, есть нечто, что позволяет выделить некоторые общие моменты. Люди, пытаясь дать определение тому, что такое для них ощущение пустоты говорят: «Внутри меня пустота», «Мир вокруг меня пустой», «меня нет, есть пустота». Пустота может переживаться как разовое, временное ощущение, но случается, что переживание пустоты становится тотальным, поглощающим. В первых двух случаях, когда пустота ощущается либо внутри, либо снаружи мы можем говорить о некоторой сформированности границ себя, границ самости, в третьем случае, когда человек говорит: «меня нет, то, что я есть – есть пустота», может являться показателем, размытости психических границ.

Д. Винникотт писал о «первичной пустоте» – состоянии «до начала наполнения». Он рассматривает ее, как предусловие для принятия чего бы то ни было, будь то еда, любовь, знания и т. д. Человек рождается биологическим существом, с приоритетным животным началом и лишь с некоторыми зачатками психического, т.е. с предрасположенностью стать «собственно человеком». Ведь нельзя не принимать в расчет то, что находясь еще в утробе матери, плод обменивается с ней информацией, между ними возникает особая коммуникация, исследованию которой в последнее время, интенсивно занимается прогрессивная наука. С первых секунд жизни вне матери ребенок оказывается в пространстве, собой он заполняет некоторую пустоту в этом пространстве и в то же время это пространство заполняет ребенка изнутри. В этом пространстве наряду с пустотами находятся как материальные вещи, наталкиваясь на которые ребенок определяет границы своего телесного, так и нематериальные, соприкасаясь с которыми, ребенок определяет границы своего внутреннего мира. Эти два процесса происходят одновременно. Например, во время кормления ребенок получает молоко и утоляет голод, снимается физическое ощущение дискомфорта, нечто материальное заполняет тело ребенка, которое тоже относится к материальному. Но во время кормления, мать еще и смотрит на ребенка, говорит с ним, улыбается и внутреннее психическое пространство заполняется этим содержанием. Наряду с врожденными телесными, физиологическими потребностями появляются потребности психические, от удовлетворения которых зависит выживание ребенка. Рене Шпиц, наблюдая за младенцами, установил, что при удовлетворении только лишь физиологических потребностей ребенка и фрустрации его психических потребностей могут развиться серьезные отклонения в психическом развитии или даже наступить смерть. Постепенно складываются границы телесного и психического Я. При «адекватном» материнском отклике, обеспечивающим в первую очередь создание «дружественного пространства» или «безопасной среды» в терминологии М. Балинта, постепенно у ребенка формируются четкие границы, которые в то же время обладают пропускной способностью, позволяющей осуществлять обмен между внутренним и внешним. Внутренний мир ребенка наполняется молекулами психического, вступая во взаимодействие друг с другом, они образуют комплексы психических молекул. Как писал Кернберг, противоречивые, изначально неинтегрированные репрезентации постепенно соединяются в цельную Я-концепцию и концепции объектов, что обеспечивает в дальнейшем относительное постоянство и стабильность внутреннего самоощущения.

В первые месяцы жизни у ребенка постепенно формируются селф-объктные отношения, которые характеризуются субъективным восприятием Другого, как некоторой функции. Мать, способная эмпатически настроиться на ребенка и дать ему адекватный отклик, способствует гармоничному психическому развитию ребенка, постепенно обретающему как телесную, так и психическую независимость от нее. На раннем этапе именно мать является главным агентом культуры для ребенка. И с постепенным обретением независимости от нее ребенок начинает самостоятельно познавать культуру, находить свое место в ней и ее место в себе. Культура представляется пространством промежуточным между внутренней и внешней реальностью. Именно наличие такого «переходного» пространства в терминологии Д. Винникотта, является необходимым условием для нетравматичного принятия внешней реальности. Для ребенка таким пространством является пространство игры. Это пространство заполняется символами, знаками, ребенок учится составлять символические ряды, постепенно трансформирует опыт диадных отношений с матерью и мать становится не функцией, а субъектом, ребенок постепенно обретает свою индивидуальность. В случаях, когда создание такого «переходного пространства» было по каким-то причинам затруднено, мы имеем дело с травматическим столкновением внутреннего и внешнего, ведущего к формированию, по мнению Балинта, филобатизма или окнофилии.

Многие аналитики связывают возникновение переживания пустоты с неудачей в процессе развития.

Д. Винникот считает, что мучительное переживание пустоты наступает вследствие сильного эмоционального нарушения, неудачи в заполнении пространства «первичной пустоты», «пустоты до начала заполнения», в не предоставлении ребенку чего-то, что должно было быть дано. Если «ничего не случилось, когда должно было случиться» возникает ощущение пустоты. Важными условиями развития по мнению Винникотта являются целостность и постоянство объекта. Долгое отсутствие матери может перерасти в чувство утраты. Такая утрата организует внутренний мир по принципу «Все, что у меня есть - это то, чего у меня нет», создавая, таким образом, внутреннюю пустоту.

Х. Кохут описывает пустоту как симптом «опустошенной Самости». Само переживание ощущается как внутренняя недостаточность. Вследствие собственной недостаточности человек ощущает болезненную необходимость искать внешний объект, восполняющий эту недостаточность.

Х. Кохут связывает переживание пустоты с нарушениями функционирования Самости. Вследствие серьезных нарушений эмпатических реакций родителей, Самость ребенка оказывается недостаточно сформирована и склонна к фрагментации.

Важную роль в нормальном развитии Самости играют объекты Самости, которые способствуют выполнению двух базисных психологических функций: здоровое самоутверждение в отношении зеркально отражающего объекта Самости и здоровое восхищение идеализированным объектом. Зеркально отражающее принятие матери подкрепляет развитие Самости, а материнская забота способствует переживанию слияния с идеализированным объектом Самости.

В случае неспособности родительского объекта Самости выступить в качестве зеркала для здорового самоутверждения ребенка, психика ребенка может существенно пострадать, могут возникнуть и закрепиться такие негативные аффекты и проявления, как неуверенность, ощущение пустоты и недостаточности.

Пустота в концепции Кохута напрямую связана с недостаточностью эмпатического понимания чувств индивида на ранних стадиях развития. В отсутствие эмпатии со стороны родительского объекта Самости или в случае его утраты, происходит ослабление Самости ребенка, которое сопровождается всевозможными регрессиями или фрагментацией, и на этом фоне возникает чувство пустоты. Кохут полагал также, что на формирование дефектов Самости у детей оказывают влияние патологические бессознательные конфликты родителей. На примере нарциссических нарушений он утверждает, что основная генетическая травма ребенка уходит своими корнями в патологию родителей.

Андре Грин описывает пустоту как субъективное переживание, связанное с «непередаваемым». Патологическая пустота, это когда человек потерял что-то, но не знает что, и у него возникает непреодолимое желание чем-то заполнить пустое пространство. В своей статье «Мертвая мать» Грин описывает ситуацию «отсутствия» любимого человека, во время его фактического присутствия.

В отличие от других переживаний, особенностью переживания пустоты является то, что это переживание символически отражает отсутствие чего-то, т.е. пустота является реакцией на отсутствие. Это переживание может быть символизировано и связано с отсутствием какого-то жизненного явления. Когда переживание пустоты лежит за гранью осознания и принимает невыразимые и порой мучительные формы, тогда пустота обозначается как аффект.

Приведу примеры со слов людей, проходивших у меня анализ. Вот как они описывали чувство пустоты.

Пример 1.

Женщина средних лет, обратившаяся ко мне с запросом потери смысла в жизни:

«каждый новый день абсолютно похож на предыдущие, меня ничего не радует, не интересует, людей, которые меня окружают, я не замечаю, т.е. я их вижу, говорю с ними, но они как куклы, как роботы. Я зарабатываю неплохие деньги и просто складываю их, мне не на что их тратить. Меня иногда одолевают сомнения, а что если я просто сплю. Но я смотрю в зеркало и вижу, что мое лицо меняется, я старею, жизнь уходит, а я не живу. Сделали операцию, вырезали из меня что-то, а я не могу понять, как из меня можно что-то вырезать, если во мне ничего нет».

Пример 2.

Мужчина, вспоминал на сессии свои переживания, которые он испытал, за несколько секунд до потери сознания, когда попал в автомобильную аварию:

«мне казалось, что меня нет, есть отдельные, не связанные между собой части меня, которые ощущали свое отдельное отчаяние и разобщенность, наверное, я смог пережить это состояние, только потому, что это был не я, везде была пустота, всасывающая в себя то, что когда-то было мной, должно быть, это была смерть, и это невозможно описать словами».

Некоторые аналитики отмечают, что пустота может переживаться по-разному в зависимости от уровня организации психики: чем глубже патология, тем более обширно ощущение пустоты, и тем менее возможным является ее осознание и способность вербализировать. 

Отто Кернберг отмечает, что переживание внутренней пустоты наиболее часто встречается у нарциссических индивидов. В работе с этой категорией пациентов Кернберг часто сталкивается с жалобами, связанными с общим чувством опустошенности, скуки, отсутствия смысла жизни. Кернберг пишет: «Когда нарциссическая личность достигает высокого уровня функционирования, мы видим пациента, лишенного невротических симптомов и с хорошей поверхностной адаптацией. Он почти совсем не замечает у себя признаков какого-либо эмоционального расстройства за исключением хронического ощущения пустоты или скуки… С годами у таких пациентов наблюдаются хронические депрессивные реакции, нарастает ощущение пустоты и бессмысленности прожитой жизни».

Наряду с негативным переживанием пустоты, иногда можно встретить и переживание пустоты, когда оно не причиняет человеку психического дискомфорта и даже может использоваться как ресурс.

Как писал Евгений Евтушенко:

Есть пустота от смерти чувств

И от потери горизонта.

Когда глядишь на горе сонно

И сонно радостям ты чужд.

Но есть иная пустота.

Нет ничего ее священней.

В ней столько звуков и свечений.

В ней глубина и высота.

Пример 3.

Молодая женщина-художник, страдающая от многолетней депрессии:

«в какие-то моменты среди густого тумана, который заполняет всю меня уже много лет, появляется пространство, свободное от этой мути и незаполненное ничем. Тогда я словно по-новому вижу мир, начинаю его поглощать и заполнять свое пространство чем-то не из себя, а из мира, а в благодарность отдаю ему обратно картины, показывая: «вот так я тебя вижу». В такие дни я чувствую себя живой. Мне не хватает пустоты. Наполненность туманом позволяет мне сказать, что я есть, а пустота, в которой нет тумана, позволяет мне, чувствовать себя живой, заполняя ее».

Это ощущение пустоты, которая есть в каждом из нас. Ведь на протяжении жизни мы сталкиваемся с новыми эмоциями, чувствами, явлениями и они продолжают заселять наш внутренний мир, просто этот процесс происходит не так интенсивно, как в детстве. Если границы Я были сформированы под влиянием благоприятных условий, то тогда, наряду с такими качествами как проницаемость и четкость, они обладают – пластичностью, позволяя расширять внутреннее пространство.

Состояние одиночества чаще всего рассматривается как социально-психологический феномен и фокусируется на проблеме отношений человека с внешним окружением. Это внутреннее субъективное состояние, независящее от объективной изолированности, вызванное невозможностью установления удовлетворяющих отношений с внешним окружением и связанное с переживанием нехватки объекта или ситуации во внешнем мире, которая осознается и конкретизируется. Это более общее определение, которое может изменяться в соответствии с интенсивностью и качеством переживания одиночества. Важным, отличием ощущения пустоты и ощущения одиночества является тот факт, что в первом случае, человек испытывает отсутствие чего-то, а во втором случае, нехватку. Т.е. описывая переживание одиночества, мы можем предположить, что в ходе психического развития человеку удалось получить в какой-то мере то, что ему в силу разных причин оказалось недостаточным, а если мы говорим об ощущении пустоты, то подразумеваем, что «то, что должно было быть дано, дано не было, то, что должно было быть получено, получено не было». Из такого предположения можно вывести, что переживание одиночества есть переживание более высшего порядка, чем ощущение пустоты. Однако, чувство одиночества занимает определенный континуум от всем знакомого чувства одиночества, когда оно может быть вербализировано, передано с помощью символического и даже выполнять ресурсную роль в жизни человека, например, когда мы говорим об уединении, в случае, когда одиночество переживается как негативное чувство, на этом полюсе континуума, субъект способен компенсировать дискомфорт от его переживания в близких интимных отношениях. На другом полюсе континуума располагается одиночество как более глубокое и гнетущее чувство – стремление к установлению, ранее нарушенной или потерпевшей крах, межличностной соотнесенности на невербальном уровне.